02 мая 2023

Мнения экспертов «Дискуссионного клуба» о спектакле «Так и будет»

В апреле в Волковском театре состоялась премьера спектакля режиссёра Владимира Даная по пьесе Константина Симонова и на базе просветительского проекта театра, Культурно-образовательного центра им. Ивана Дмитревского прошло его обсуждение, на котором артисты, зрители и приглашенные эксперты, психолог и историк рассуждали о том, есть ли героев пьесы, «опаленных» войной и переживших потери, право на счастье. Приводим основные тезисы этой встречи.

Андрей Вениаминович Григорьев — заведующий литературной частью театра:

Пьеса «Так и будет» была написана Симоновым и впервые поставлена в Волковском театре в 1944 году. Тогда эта пьеса была устремлена в будущее, у неё был открытый финал, и каждый зритель на спектакле думал о том, что ждёт и его, и ждёт героев этой пьесы дальше.

Я очень рад, что наш спектакль очень точно воспроизводит симоновский текст, хотя и с небольшими сокращениями. Но спектакль совершенно не такой, каким был в 44-м году. Совсем другой. Режиссёр и актеры нашли в тексте новые смыслы. Это очень интересное прочтение, которое попадает в наше время.

Пьеса, где не стреляют. Главный смысл нового спектакля заложен именно в эту фразу.

Игорь Ямщиков — руководитель регионального отделения Российского Союза ветеранов Афганистана, кандидат психологических наук:

Я стоял после спектакля, мимо меня молодежь туда-сюда бродила, и все говорили: "Круто!". Я же тогда не понял ещё, что именно было "круто", но потом через некоторое время появилось послевкусие от спектакля. Когда ты, наконец, понимаешь этот спектакль, и он в тебя входит. Я считаю, что это великое дело и большая заслуга актёрской команды.

В спектакле очень много символов, но главные из них — в тексте. Персонажи на сцене быстро говорили, во время спектакля этот текст оседал, оседал в тебе, и потом — бах — и выстрелил в голове.

Очень хочется, чтобы сердца Ольги и Савельева соединились. Война дело такое… Мы начали с отступления, а закончили победой. Все может быть. Мне кажется, у этой пьесы все-таки позитивное продолжение, не конец, но именно продолжение.

Мне в этом спектакле было больше всего жалко двух человек. Это, во-первых, Ольга Воронцова, потому что она, бедная, всё металась между прошлым и будущим, и во все коллизии, которые возникали на сцене, её постоянно втягивали другие персонажи.

Второй персонаж, которого мне было искренне жалко — это полковник Иванов. Он такой радостный, пляшет на стуле, весь в эмоциях… Но я вдруг подумал: «Господи, дорогой товарищ полковник, вот ты хочешь сейчас домой съездить, но ещё неизвестно, что тебя там ждет, ты приедешь, а там всякое может быть. Я искренне переживал за него.

Я всегда говорю, что слово война пишется черными чернилами. Война совсем не такая, какой мы видим её фильмах. Вот Савельев пришел с фронта в свою квартиру, но чувствует себя здесь совершенно чужим человеком, даже раздеться долго не может. Академик Воронцов хочет скорее переодеть его в штатское. Но Савельев снова надел военную форму, потому что ему не комфортно во всем этом.

Николай Зуборенко в роли Воронцова был настолько органичен, настолько точное это попадание в образ, что другим этого героя уже не представляешь. Он завел весь спектакль, своей этой суетой постоянной и говорильней. Я считаю, это самый добрый персонаж во всем спектакле, самый заботливый. И, может быть, именно из этого образа мы понимаем, что все так и будет — все будет нормально.

Надежда на позитивный финал есть в спектакле. И война закончится, и с фронта они вернутся, и академик Воронцов построит новые мосты, и Савельев будет ещё что-то там строить, и Вася сыграет свои лучшие роли, и с мальчишкой Ваней тоже что-то веселое приключится… Мне не понятна только судьба майора Греч, мне её тоже было немного жалко.

Одна фраза в словах профессора Воронцова меня подтолкнула к пониманию ключа этой пьесы, он сказал: "Это не пепелище, это квартира". И мне вспомнилось стихотворение Геннадия Шпаликова, которое, как мне показалось, очень хорошо передает смысл этой пьесы:

По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.
Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.

Александр Михайлович Ермаков — доктор исторических наук, профессор кафедры всеобщей истории ЯГПУ им. К. Д. Ушинского

Константин Симонов написал эту пьесу в 44 году, поэтому он прекрасно знал, как были дела на фронте, как выглядела военная Москва, знал быт людей, мысли, чувства, настроения людей, их ожидания от будущего. Я с удовольствием пошёл посмотреть, как современник художественно переосмыслил те эпохальные события, при которых ему довелось жить.

Симонов, по сути, показал с помощью тех немногих персонажей, которых мы видели на сцене, судьбы всей страны.

Начнем с полковника Савельева. Если я правильно запомнил, он попал в окружение, а затем в подразделение к полковнику Иванову. И надо себе отдавать отчет, что ему очень повезло. Окружение и плен — это трагедия многих миллионов советских военнослужащих. И все могло бы кончится по-другому, и в своей московской квартире он не появился бы или появился бы, но много позже, уже отсидев, и не полковником, а, скорее всего, с погонами рядового.

То, что случилось с его семьей, тоже вполне типично. Ведь здесь был развязан настоящий геноцид. Нигде не говорится как погибла его семья: в результате артобстрела, бомбежки, а, может быть, они оказались на оккупированной территории и пали жертвами нацистской политики. Откуда он знает о судьбе своей семьи, тоже не говорится, миллионы людей тогда томились неизвестностью.

Думаю, что у Васи Каретникова большое будущее, даже если и не на том профессиональном поприще, где он был до войны. Потому что, от его поколения мало кто остался в живых, надо прямо сказать. Он, судя по всему, останется.

Полковник Иванов помог Савельеву и принял окруженца. Поступок, в общем, не редкий по тем временам, но довольно-таки смелый. Он мог бы его сдать в соответствующие органы, и тогда неизвестно, как повернулась бы судьба Савельева. Иванов при всем том, что он весельчак и каламбуры какие-то пускает, по-видимому, далеко не трус. Потому что опасности от этих инстанций были не меньше фронтовых. И что дома его ждет, действительно, неизвестно, могло быть что угодно.

Дальше Анна Григорьевна Греч и туда же Надя, старший сержант, зенитчица. Случай их не уникален это судьба очень многих. В Красной армии служило, не поверите, 800 тысяч женщин. На фронте им было, понятно, гораздо тяжелее, чем мужчинам, масса бытовых и прочих проблем. Ни в 41-м, ни в 45-м году ни подходящей одежды, ни подходящей обуви, ничего этого не было, тем не менее, они шли ли на фронт и сами, и по призыву.

Большинство из них были не летчицы и не снайперы, как мы привыкли по фильмам. Очень много было медицинских работников, служило в связи и, как Надя, в зенитной артиллерии. Ярославское небо тоже охраняли девушки-зенитчицы. Офицеры были мужчины, а вот все остальные (а по ним велся ответный огонь самолетов) — это были девушки.

И, наконец, Степан Степанович Чижов, управдом. Он докладывает, что, между прочим, был в народном ополчении. А что такое народное ополчение в 41 году? Когда враг рвется к Москве, а защищать-то некому, формируется 12 дивизий народного ополчения. И почти все дивизии там и полегли, потому что были такие же возрастные, абсолютно не прошедшие военную подготовку, как уважаемый Степан Степанович. Ему очень крупно повезло, причем, заметьте, он не хватается этим, не бравирует.

И наконец темная фигура, хотя и светлой одежде, это Синицин. Что этот молодой здоровый парень, архитектор, делает здесь в Москве, в то время как Греч и Надя — в военной форме и на фронте?

В этой Москве 44 года, где в это время уже понятно, чем всё это кончится, но не ясно, когда и какой ценой. Не факт, что Иванов, или Греч, или Надя живыми вернуться. Потому что жертв было ещё много. Только за освобождение Европы погибло миллион сто тысяч человек, а оно ещё предстоит.

Румыния, конечно, уже освобождена стараниями нашего земляка Толбухина — как раз оттуда у героев румынский ром. Потому что Толбухин уже сделал свое дело, освободил Крым, а после двинулся в Румынию и оттуда в Югославию. Поэтому спектакль и к нам, ярославцам, тоже имеет отношение.

Николай Степанович Зуборенко — Заслуженный артист России, актёр Театра драмы им. Федора Волкова, исполнитель роли Воронцова

Академик по пьесе со всеми прощается, собирает всю семью за столом, выпивает с Савельевым, обнимает его, целует и говорит: «Вы как хотите, а я спать пошел. Черт бы вас взял, нашли время, когда уезжать». Но эту сцену нужно было убрать именно из этого спектакля, потому что он по декорации сделан, как штрих, некая зарисовка. Потому что ни мы, ни молодежь нынешнего времени, не можем представить чувств людей, которые жили в то время. Время поменялось и скорость поменялась. Та скорость, которая сейчас есть спектакле — это современность. Это не то, что было раньше, но мы все поменялись.

У нас были споры во время репетиций, мы разговаривали по поводу того, почему профессор, например, этого полковника зовет здесь жить. По современным меркам он является конкурентом, который приехал в его мир и в его жизнь. Это очень неудобная история. И люди того времени, они это понимали, относились к этому нормально. Сейчас эта история выглядит по-другому. У нас было с режиссером на этот счет очень много разговоров. Но что Данай не делал бы, Симонов все равно победил.

Символы спектакля

Модератор дискуссии Валентин Степанов предложил экспертам порассуждать на тему трех символов спектакля — лежащего на полу в самом в начале пиджака, куклы на детском стуле и самовара, «бога мирной жизни». Вот какие интерпретации этим символам дали участники дискуссии:

Пиджак Виктора — интересный символ, это трепетное отношение Ольги к жениху, попытка держаться за прошлое в момент, когда ей уже хочется другой настоящей любви, которая вспыхнула при виде офицера-фронтовика. (Игорь Ямщиков)

Пиджак — это алтарь, посвященный Виктору. Я для себя определила, что хорошо всё у героев всё-таки не будет. Мне кажется, что Ольга останется одна с пиджаком и с куклой, и это уже будет на веки веков. Пиджак-то куда-то пропал во время спектакля. Она решила отпустить прошлое, дать себе надежду на любовь… И не получилось, он уехал. Потому что сам Савельев не смог дать себе эту надежду, закрылся этой куклой, и этим стулом. То моя героиня смогла отпустить, а он не смог. (Анастасия Савкина, актриса, исполнительница роли Ольги).

Интересно, что настоящий самовар бытует в этой московской профессорской академической квартире вместе с печеньем, ромом и блинами. Пусть они теперь 5 лет его не доставали, но, очевидно, что в довоенной Москве иногда пили чай не в чайнике, а по старинке, на дровах, в медном самоваре. Поэтому хотелось бы надеяться, что когда-то, в 45 году или позже, Оля и Савельев, сядут около этого самовара и снова заварят чай, и Надя сделает им блины. (Александр Ермаков).