БТР-2019. День 4. Страх и отчаяние в третьей империи
Страх - одно из самых сильных чувств, которое парализует волю к действию, порождает молчание, мнительность и в то же время позволяет манипулировать огромным количеством людей. Как устроен механизм страха, почему возникает отчаяние и наивная вера в иллюзию " светлого будущего", которое грядёт, но не наступает. Спектакль - размышление по пьесе Бертольда Брехта "Страх и отчаяние в третьей империи" исполнили студенты Хабаровского государственного института культуры. Постановка Анатолия Бельжицкого.
Одна из самых ярких дуэтных сцен в спектакле - разговор-поединок штурмовика и рабочего. За непринужденной беседой скрыта провокация. Нужно понять логику оппонента прежде, чем он успеет подумать и возразить. Спонтанные ответы держат зрителя в напряжении, а актёры существуют в атмосфере хорошо продуманного абсурдного анекдота с возможной, но не очевидной плохой развязкой. Вдруг проявляется жесткость, ритмичность и лёгкость Брехтовской манеры, которую интуитивно чувствует зритель, одновременно выстраивая в воображении несколько возможных финалов.
Также убедительно показан момент выстраивания картины мира гитлеровской Германии, где каждый попадает под гипнотизирующее воздействие страшной в своём обаянии харизмы фюрера, начинает доверять лающему голосу из радио. Кто - то уже уверовал в пленяющую идею формирования идеальной нации, получив материальное подтверждение - "зимнюю помощь", но остались сомневающиеся, кого надо быстро увести со сцены, чтобы не портили утопическую иллюзию обмана. Теперь возникнет противостояние: одни будут жить и верить в магические обтекаемые формулы лозунгов и сводок о промышленных успехах Третьего Рейха, а другие обречены на уничтожение по двум причинам- неподходящая нация или вопиющее инакомыслие.
В спектакле актёров иногда сбивала музыка, необходимость танцевать фокстрот и тут же, через паузу, слушать механическую чеканную речь. Для атмосферы , настроения, драматургической основы более подходил жесткий ритм марша , позволял не терять темп и сохранять авторские интонации, создающие постепенное напряжение. Возникающий вдруг лиризм фокстрота приводил актеров в замешательство, возникали неловкие паузы, тяжелое молчание, а зал не откликался, потому что произошло наслоение непохожих мотивов, которые перекрыли друг друга. Интонация становилась повествовательной.
Была оригинальная задумка с ширмами, за которыми периодически возникали силуэты актеров, происходило устрашающие действо театра теней, то чего нельзя было впрямую показать на сцене, а именно натуралистичные образы смерти (повесившийся человек, цинковый гроб и тд), вдруг проступали из другого мира. Но эту границу миров( ширмы) не стоило трогать, передвигать, потому что это создавало суету на сцене, разрушало изначально вложенный смысл.У каждого человека есть теневая сторона души, которая его пугает, но более всего ужасает перспектива стать тенью, столкнувшись с неотвратимостью смерти, что становится вполне вероятным,когда мир находится на грани катастрофы.
Ярко-красный свет в финале спектакля выглядел неестественно и очень прямолинейно, такое освещение невозможно переиграть,потому что оно больно бьет по глазам и зритель, который напряжённо следил за развитием нелинейных отношений, выстраивал логические цепочки, трепетал от неизбежного понимания того, насколько все происходящие ужасно и реально, каждая мысль, образ , ассоциация, которые возникали в воображении у зрителя оказались перекрыты этим красным светом, если бы он был более естественный, например, закатный или тёплый мягко приглушённый, то потрясение было бы большим.