БТР-2017. Творческая встреча с Евгением Писаревым

Евгений Писарев: «Я не очень верю китайцам».

Худрук театра имени Пушкина и руководитель выпускного курса школы-студии МХАТ, который показал дипломный спектакль в день открытия 9-й фестиваля БТР, встретился со студентами и гостями фестиваля и рассказал о проблемах работы с молодыми режиссерами, убедительно проговорил базовые трудности актера-выпускника, и признался, что в механизме театра все банально, а единственной новостью был и остаётся талант. 

Писарев вышел на сцену с приветственным выступлением, но сразу срежиссировал заявленную лекцию и попросил задавать себе вопросы и пообещал ответить на самые простые и глупые. Таких, кстати, почти не было, и разговор выстроился последовательно от локальных, личных замечаний к более глобальным проблемам в современной театральной педагогике и в театральном процессе в целом. 

Путь я сам себе не выбирал.

Так Писарев начал рассказывать про свой первый набор в школе-студии. «Я комплексовал, что меня не будут воспринимать в таком качестве». И вообще, долго преподавав будущим актерам, он всегда сторонился возможности иметь свой курс: «Я не был психологически к этому готов. Ну придут к тебе 25 молодых ребят, только что школьников и ждут что ты станешь им папой. И каждый с эгоистичным запросом: а поговорите со мной, а мне скажите конкретно, что у меня не так». 

Но четыре года назад ему позвонил Табаков и намекнул, что это было бы неплохо, и он решился: «Ну а я всегда соглашаюсь с тем, что предлагает Табаков» - иронично комментирует себя Писарев. Так все и началось, с сомнений. Он рассказывал долго и нежно про ребят, с которыми честно старался держать приличную профессиональную дистанцию, как боялся привязаться к каждому, боялся начать решать их проблемы и в итоге полноценно включиться в их жизнь. Но этот план закономерно провалился. Уже через какое-то время незаметно для себя начал помогать, ездить по больницам, покупать в общагу продукты. 

С одной стороны, только таким и может быть взаимный процесс, когда мастер максимально неравнодушен к своим студентам, с другой стороны это двойная ответственность - что им делать дальше. Евгений Писарев често изложил суть проблемы: конечно, он по-табаковски готовит для себя, и так всегда получается результативнее и честнее, когда готовишь для себя. Но как худрук, он может взять в театр после выпуска 6, максимум 7 человек - а куда деваться остальным - этот вопрос остаётся открытым. Писарев рассказал в анекдотичной форме о нынешней ситуации с пробами выпускников: он показал свой курс сначала 
Калягину, который прямо заметил, что курс очень талантливый , много сложных. Но как и всегда - в театральные институты мы ищем талантливых, а в театры берём нужных. А Захаров просто попросил показать ему высокую поющую девочку и высокого поющего мальчика. И это симптоматично для почти всех театров.

Про бороды.

Разговор повернул в другую сторону: может дело в архаичном театральном образовании? Может стоить сразу готовить универсальных актеров, готовых примерится к предлагаемым театром обстоятельствам? Тут Писарев просто утвердительно кивнул - проблемы есть, это всем очевидно, что система образования устаревает или не успевает за требованиями актуально театра: «Театральный язык меняется и происходит это динамично. А они все чего-то клеют, бороды что-то изображают. Это я говорю образно - бороды и кушаки, но есть устойчивое впечатление, что театральные вузы не видят, что происходит вокруг. Я не авангардист совсем. Но все-таки театр должен быть живым и свежим!».

Признался, что сам решает эту проблему по наитию и универсального решения не знает: честно гордится, что набрал для своих ребят отличнейшую команду педагогов и отчасти соглашается набирать следующий курс только по этому - чтобы сохранить этот состав профессионалов, включённых в профессию. 

Мы все вышли из дома Табакова.

Перешли к его собственным проблемам - к руководству успешным московским театром, к внутренним проблемам организации процесса. Пушкинский театр кажется самым внутренне устойчивым и спокойным театром, Писарев заметил что у него за семь сезонов художественного руководства ни один артист не уволился из-за художественных несогласий. Попробовал примерно определить свой метод работы: «Мне совсем не хочется заполнять собой театр. Я заразился этим у Табакова и, кажется, превратился в табаковообразного худрука. Мне ключево важны новые имена в театре». «Его особенность он выращивает, собирает и пестует таланты»: вообще влияние Табакова-менеджера очевидно в современном московском театре - многие ведущие худруки - его бывшие студенты, или тесные коллеги, ученики. Он какого незаметно воспитал поколение руководителей, предельно художественно разных и самоцельных, но при этом одинаково крепких практиков и организаторов процесса. 

Писарев в сентябре в театре Пушкина создал режиссерскую лабораторию: «Важно понимать, что я не режиссёр, и точно не хочу делиться режиссерским опытом. Просто не хочется сразу приглашать для сотрудничества молодых режиссёров. Я предложил представить эскизы, и за репетиционное время в 7-10 дней уже становится понятно - случается контакт режиссера с артистами или нет». С молодой режиссурой всегда много проблем: «у молодого режиссера может что-то получаться в своём вареве, но когда он приходит в человеческого размера театр, где довольно молодой состав - ничего не выходит». Режиссёр, как это не звучит банально и очевидно, но должен объединять три равноважные функции - лидера, педагога и интерпретатора. Он как худрук готов помогать, если одна из них провисает, что нормально для начала: «Что касается идей и интерпретаций, они все расскажут, видение мира и театра у них есть. Но мало кто хорошо работает с артистами, все они ломаются на этом - не могут элементарно поставить задачи». Тут главное - не приходить и не переставлять спектакли за ними, поэтому некоторые я спас, а некоторые пришлось закрыть». В итоге из 200 заявок на малой сцене выйдут только два спектакля. 

Про театр духа.

Были вопросы про традиции именно Камерного театра, про фигуры Таирова и Коонен в значении современного Пушкинского театра. «Я не очень понимаю, как с этим продолжать работать. Традиции Камерного театра - это таинственное туманное дело, вертикальный театр духа  - в принципе, очень интересная тема, но трагизм этого театра в том, что от них ничего не осталось, и в плане методологии в том числе. С Мейерхольдом, Станиславским, Вахтанговым - все по-другому. От Камерного ничего не осталось кроме воспоминаний и фотографий. Мы пофантазировали на тему этих спектаклей, когда отмечали столетие театра. Сделав этот вечер, мы повернулись к ним лицом, попросили прощения, хотя просить должны были бы не мы. И они повернулись к нам лицом и к нам, кажется, пришёл успех». 

Время для разговора предательски заканчивалось, и Евгений Писарев закончил речь обаятельной банальностью:  «Для меня единственная новость и открытие в театре - это все тот же талант. Все эти показы, смотры -  унизительные, по сути, мероприятия - но я верю в чудо и не верю китайцам. В Китае совсем нет слова «талант» - это переводиться примерно так: «слишком много работал». Наверное, они все-таки не очень правы. Таланты есть, и очень хочется им помогать».