21 сентября 2015

Волковский фестиваль. 21 сентября: «Позив на погубљење».

Доктор филологических наук, профессор Татьяна Геннадьевна Кучина — о спектакле «Приглашение на казнь» Белградского драматического театра, вернее о предощущении его мировой премьеры, которая состоится 21 сентября в рамках XVI Международного

        <p><a rel="slb_group[14074] slb slb_internal" href="http://www.volkovteatr.ru/wp-content/uploads/2015/09/А3-2.jpg"><img class="  wp-image-14075 alignleft" src="http://www.volkovteatr.ru/wp-content/uploads/2015/09/А3-2-717x1024.jpg" alt="А3 2" width="361" height="516" /></a></p>
<p><em>Доктор филологических наук, профессор Татьяна Геннадьевна Кучина — о спектакле «Приглашение на казнь» Белградского драматического театра, вернее о предощущении его мировой премьеры, которая состоится 21 сентября в рамках XVI Международного Волковского фестиваля. Прекрасный текст.</em></p>
<p> </p>
<p> </p>
<p> </p>
<p>XVI Волковский фестиваль, спектакль «Приглашение на казнь» по роману Набокова, Белградский драматический театр. Премьера 21 сентября.<br />
Главная интрига пьесы, мне кажется, будет состоять не в том, казнят или не казнят в финале Цинцинната Ц.: смысловая амбивалентность концовки и так была частью авторского плана. Важнее другое – как набоковская словесная ткань, вне которой теряются или – что хуже – искажаются все смыслы романа, будет переведена в сценическое действие – озвучена, сыграна пластически, материализована телом и голосом актера. «Београдско драмско позориште» (так звучит название театра по-сербски) везет в Ярославль «Позив на погубљење». Не знаю, остался ли бы автор доволен переводом заглавия с двумя повторяющимися приставками «по»; во всяком случае, при переводе «Приглашения на казнь» на английский Набоков отказался от буквального и точного «Invitation to the Execution» из-за повторяющихся суффиксов, образующих ненужную «пришепетывающую» рифму -tion/-tion, и остановился на варианте «Invitation to a Beheading» – «Приглашение к отсечению головы». Как воплотить на сцене, сделать видимыми муки Цинцинната – создателя «посмертных записок», которые одновременно могут быть отнесены и к жанру грамматических упражнений, и к философским этюдам? Ведь Цинциннат медленно и непрочно учится выражать свое тайное знание о мире («Я знаю, я кое-что знаю» – вот лейтмотив его монологов) и пишет текст о том, как пишется текст о том… Главные «события» романа – тяжба с наклонениями и частицами («Это ведь не должно бы было быть, было бы быть…»), охота на ускользающие из-под пера слова (точнее, не из-под пера – из-под карандаша, который, исписываясь, одновременно выступает и в роли внутренних романных «часов», отсчитывающих оставшиеся герою дни). На сцене Цинциннату придется озвучить все то, что он записывает молча – ибо у него «лучшая часть слов в бегах… а остальные калеки…», а в конце под «росчерком» Цинциннатова карандаша должна исчезнуть и сама смерть. Как сделать зримой оппозицию «тупого тут, запертого и подпертого четою твердо» (тюрьма героя) и открытого, «муравчатого Там» – с Тамариными садами, туманами и тамошними холмами? Как подсказать читателю, что, свернув на Матюхинскую улицу в своем воображаемом побеге из тюрьмы, Цинциннат неминуемо вернется назад, в тюрьму – только потому, что начальные буквы в Матюхинской – развернутое в зеркале «там»?<br />
Впрочем, отказать в сценичности «Приглашению на казнь» было бы совершенно несправедливо: роман весь пронизан гротескной бутафорией, цирковыми номерами, персонажами-двойниками (чего стоят только являющиеся на первой же странице адвокат и прокурор, которые по закону должны быть близнецами, но если таковых не находилось, то их попросту гримировали для заседания суда). Взаимозаменяемых, раздваивающихся на глазах у читателя персонажей-марионеток должно быть с десяток: помимо адвоката-прокурора это постоянно множащиеся Родион / Роман Виссарионович / Родриг Иванович, братья Марфиньки (близнецы по рождению, правда, один со смоляными, а другой – с золотыми усами), да и палач – мсье Пьер все время норовит навязаться в друзья-не-разлей-вода к Цинциннату. Набоков написал настоящий «театральный» роман: здесь казнь – всенародный праздник, красочный спектакль в «наскоро сколоченном и подкрашенном мире» – словом, в нем есть все необходимые атрибуты трагифарсовой постановки на театральных подмостках. Посмотрим, куда заведет зрителя «Позив на погубљење».</p>