20 мая 2016

Путь к обретению родной души

Блог Маргариты Ваняшовой


О спектакле Ивановского драматического театра "Сотворившая чудо"
по пьесе Уильяма Гибсона


Многие ярославцы пришли смотреть "Сотворившую чудо", чтобы сравнить версию РАМТа (режиссер Юрий Еремин) и постановку Ивановского театра. в режиссуре Алексея Ларичева. Российский академический Молодежный театр был у нас в начале ноября прошлого года.Спектакль до сего времени в памяти - мягкий, сердечный, с огромным открытым человеческим теплом сквозь стиль комеди-буфф и почти клоунаду Татьяны Матюховой - в роли Энни Салливан. И - при всех проказах и болях слепоглухонемой девочки Элен Келлер - пронизанный душевным лиризмом Елены Галибиной. 

Спектакль ивановцев - более жесткий, дуэт учительницы и ее подопечной напоминает поединок не на жизнь, а на смерть. Стальная, почти металлическая натура Энни - Марины Слепневой, за которой столь глубоко скрыта личная трагедия ее героини и звенит, вибрирует столь же тонкая, неявная, не обнаженная душевная струна огромной человеческой любви - в стремлении не покорить, но - научить любить неукрощенную и бунтующую натуру Элен.
Марина Слепнева - актриса глубинных проникновений в характер.Она недавно в труппе Ивановского театра, еще некоторое время назад Марина играла на сцене Тюменского Большого драматического театра. Мир очень тесен!
Ее Энни загадочна и мистична. Она постоянно слышит голоса прошлого. Голос своего погибшего ребенка. Ее монолог о жизни в спецприюте для больных детей, куда Энни попала, где пережила и переборола свою слепоту, поражает страшными подробностями жизни инвалидов, превращенных в недочеловеков. И может быть, поэтому, Энни все свои силы направляет к тому, чтобы выжить. И - слышит Голос Бога, ее ведет по жизни промысел Творца, и сама она творческий человек. который находится в поиске самопознания. Но не слишком ли жестока ее душа, пытаясь подчинить Элен Келлер своей воле - как слепой стихии? Парадокс в том, что и Энни страдает не физической, а внутренней, нравственной слепотой. И ей необходимо прозреть и сбросить свои черные очки.

В спектакле Алексея Ларичева трагическая дихотомия Слепоты-Зрячести человеческих душ становится образным и метафорическим лейтмотивом спектакля.

Елена Фролова. играет Элен Келлер, слепую и глухонемую девочку. Актриса, почти до самого финала держит зрительный зал в напряжении, погружая свою героиню в глубокие клинические проявления болезни (актеры театра побывали в знаменитом детском доме для слепоглухонемых детей в Сергиевом Посаде). Может быть, поэтому - клиника - явно доминирует в рисунке роли. Наблюдения актрисы точны и исчерпывающе подробны. Но приемы, жесты, пластика повторяются без особых изменений почти до самого финала спектакля.
Воля педагога часто оборачивается растерянностью перед беспорядочными поступками ее ученицы, вне логики, в хаотических движениях, перед тотальной тьмой и глухотой спящего разума.
Елена Фролова ведет свою роль, почти не разнообразя ее в проявлениях клиники, не давая зрителю никаких поводов и намеков для того, чтобы было возможно понять, где ее Элен побеждена болезнью, а где - дает волю коварному упрямству, провокативным ходам, своеобразной хитрости, свойственной неадекватному поведению.А процесс сотворения Чуда - длительный, но и преподносящий сюрпризы не только в виде бьющейся в припадках девочки, но ведущий ее к внутренним переменам... Можно одержать победу над собой, научившись складывать салфетку и пользоваться ложкой. Зрительный зал аплодирует. Но есть и скрытые моменты пробуждения разума, попытки заново увидеть и понять мир и человека.
Меняется и учительница, имеющая всего-навсего опыт гувернантки, а не педагога. К финальным сценам Марина Слепнева преображает свою Энни Салливан. Господи, как долго ждешь проявления ее подлинного человеческого обличья! Тех минут, когда Энни Салливан сбросит свой чешуекрылый панцырь, свою скорлупчатую броню! Как будто она специально заковала себя в стальные доспехи. И в прежние минуты прорывалось это человечье, но отзывалось болью, не находя отклика в душе девочки. И раньше Энни пыталась прижать это дикое дитя к своей груди, приласкать и утишить ее сердечко... И всякий раз нарывалась на бунт, на истерику, на судороги, на отказ! И какая сила заставляла это дитя - убегать в страхе, биться головой о стену?!!! Рваться в неизвестное пространство, ломать замки, убегать и прятаться???!!! Почему? - кричит душа Энни. - Почему? В чем причина?
Болезнь, которая тихо подкралась, невидима. Этот вирус - родительская механическая и тоже - слепая! - любовь, регламенты жизни, парадоксальная черствость сердца.

В пьесе Уильяма Гибсона скрыта пронзительная метафора, которую режиссер-постановщик чувствует и обнажает.
С одной стороны, и спектакль РАМТа, и Ивановский драматический рассказывают историю слепоглухонемой девочки, которую возвратила к жизни ее учительница, без специального образования, но прошедшая схожий опыт жизни. С другой, наш отечественный театр поднимает проблему планетарную и вселенскую, личностно захватывающую тех, кто находится в зрительном зале. Беда и болезнь - вокруг нас, рядом с нами! Катастрофа и беда в том, что люди в мире стали и продолжают становиться слепоглухонемыми.
Пьеса Гибсона появилась впервые в 1959 году и пришла в нашу страну в период "оттепели". Страна после XX съезда партии была похожа на слепоглухонемого ребенка, пыталась обрести дорогу, определить направления, вырваться из тисков тоталитаризма. Гибсон был остросовременен!

Не менее остр и современен он и в наши нынешние дни.. Сегодняшняя проблема - в отчуждении людей, которые готовы безмотивно и беспричинно, не пытаясь рассмотреть человека, отторгнуть его, как будто это отторжение даст ему желанную свободу от самого себя!
Человек живет, постоянно находясь в поисках своего пространства, в попытках обрести духовное родство с людьми, найти в мире близкие ему души.
Я вспоминаю строчки Тютчева о глухонемых душах, написанные почти два века назад.

Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах,
Для них и солнцы, знать, не дышат,
И жизни нет в морских волнах.
Лучи к ним в душу не сходили,
Весна в груди их не цвела,
При них леса не говорили,
И ночь в звезда́х нема была!
И языками неземными,
Волнуя реки и леса,
В ночи не совещалась с ними
В беседе дружеской гроза!
Не их вина: пойми, коль может,
Органа жизнь глухонемой!
Души его, ах! не встревожит
И голос матери самой!..

И вот оно, наконец, - тихое, молчаливое, в длящейся и длящейся паузе долгожданное счастье обретения родной души! Надо было дождаться именно этих минут, чтобы пережить то, жизнь дарит нам в редкие мгновения нашего бытия.
Я смотрю эту сцену с тютчевским заклинанием:
- Помедли, помедли, вечерний день! Продлись, продлись очарованье!
И другие строчки вспомнила я, когда длился, как счастливый летний ливень, этот финал подлинной встречи Энни и Элен, Элен и Энни.. Поэт Арсений Тарковский как будто находился рядом с нами и смотрел "Сотворившую Чудо". Зрители ждут такого финала, они черпают в нем силы, ибо он дает надежду. Надежду, которая может исполниться.

И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне еще когда-нибудь приснится,
И повторится все, и все довоплотится,
И вам приснится всё, что видел я во сне.

Счастье обретения душ приходит сквозь долгие, упорные труды, cквозь отчаяние и отвержение, неприятие и отторжение Элен.
Слепая, Глухая и Немая душа отторгает Жестко и непримиримо, безмотивно и беспричиннло отбрасывает Ту, которая рядом, которая жертвует собой и дарит ей свое, вовсе не стальное сердце, ибо причины скрыты в Слепой душе. Но вот наступает этот миг. Душа пробивается к душе. Разрушены лабиринты сплетенных, почти железных преград, эти серые джунгли - нагромождения заборных звеньев, зубчатых границ, дверных замков, глухих стен глухого мира (прекрасная работа художницы Ирэны Ярутис). Зыбкая перекидная доска, падающая то на одну, то на другую сторону, теперь обретает желанное равновесие.

Надо заметить, что режиссура Алексея Ларичева уводит зрителя от сладостных утопий. В реальной жизни Элен Келлер и Энни Салливан все сложилось счастливо и столь невероятно, что - если бы не знать реальной истории, - в это трудно было бы поверить. Но финал спектакля несет и другие смыслы. Он напомнил мне близкий по решению финал «Соляриса» Андрея Тарковского. Астронавт Крис Кельвин после длительного отсутствия возвращается на Землю. На родную планету, к порогу отчего дома. На крыльцо выходит отец. И блудный сын становится перед ним на колени, повторяя сюжет картины Рембрандта. Объектив камеры движется назад, картина встречи Отца и Сына (и Св. Духа!) отдаляется от нас все дальше и дальше… Мы видим остров. Остров надежд, возникший лишь в фантазиях Кельвина, остров, затерянный в океане Космоса, бескрайних галактик и наших утопических снов. В спектакле Ивановского театра – две обретшие друг друга души, взявшись за руки, как Ангелы небесные, легко ступают – плывут по облакам, уходя за черту горизонта и отдаляясь от нас.
«И это снилось мне? и это снится мне?...» - спрашиваем мы самих себя. И неужели не воплотится и не довоплотится?

Там, в стороне от нас, от мира в стороне
Волна идет вослед волне о берег биться,
А на волне - звезда, и человек, и птица,
И явь, и сны, и смерть - волна вослед волне.

Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,
Жизнь - Чудо из Чудес, и на колени Чуду
Один, как сирота, я сам себя кладу...

Один, среди зеркал - в ограде отражений
Морей и городов, лучащихся в чаду...
И мать в слезах берет ребёнка на колени.

Маргарита Ваняшова





Неаполитанские каникулы

27 ноября, сб14:00
Сейчас здесь появится ссылка на оплату билетов
Купленные билеты придут вам на почту, дальше нужно предъявить в кассе театра перед началом спектакля. Его можно распечатать или показать на экране телефона.
Берегите электронные билеты от копирования и сохраняйте в тайне номер брони
В нашем театре существуют дополнительные услуги, ознакомиться с ними можно на странице «Услуги»
Услуги