05 декабря 2022
«Я царь - я раб - я червь - я Бог!»
«Я царь - я раб - я червь - я Бог!» (Гавриил Романович Державин)
В Волковском театре поставили пьесу Ирины Васьковской и Дарьи Уткиной «Бог ездит на велосипеде». Что в этом необычного?
Играют в этом спектакле только школьники, а режиссером выступила актриса Волковского театра Мария Маврина, ее ассистентом - Елена-Ярослава Мазо.
Постановка выполнена в театральной лаборатории «Давайте поиграем!» и реализована в рамках гранта Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства.
Пьеса молодых отечественных драматургов Ирины Васьковской и Дарьи Уткиной «шагает по стране» (так раньше говорили о чем-то успешном в масштабах всей страны). За менее десяти лет ее поставили более десятка театров по всей стране!
Режиссерские трактовки конгениальны общественной проблеме, поднятой в пьесе: экзистенциальное одиночество подростка…
Сами драматурги определили жанр пьесы как «метафизическая притча о том, как нелегко быть молодым».
А как эту пьесу «увидели» и поставили в Ярославле?
Метафизику сохранили - это точно. И даже следы притчевости остались. А вот другого рода аналогии удивили…
В Ярославле инсценировали теодицею - «оправдание Бога», доказательство того, что миром управляет… добрый бог. И цитата из «теодицеи» Державина в заголовке этого материала не случайна. Наташа (Екатерина Капитонова, ее персонажу 14 лет) произносит слова: «Я – Бог…». А Светлана (Анастасия Кочкина, ее персонажу тоже 14 лет) ей отвечает: «Ты – лузер…». Узнаете старика Державина? Правда, в современной «интерпретации».
Спектакль поставлен за короткое время - всего три месяца и чуть больше десятка репетиций. Наверное, поэтому в наименовании его жанра значится обидно-умаляющее «эскиз», читка пьесы...
Никакой это не «эскизный» и совсем не «лабораторный», а самый что ни на есть полноценный спектакль. Минимализм сценических решений не случаен и лаконичен: когда речь идет о Боге, какие еще декорации нужны!
Спектакль выполнен по аналогии с древними формами философских рассуждений, размышлений, разговоров - дискурсов. Подростки разговаривают друг с другом и со своими «взрослыми» родителями: взрослыми - на первый взгляд, а на самом деле выросли только их заботы, а в душе они остались теми же подростками, такими же, как их дети.
Персонажи ищут Бога, каждый по-своему, за их действиями и целыми мизансценами, за их словами скрывается потаенный смысл.
Разговоры превращаются в дискуссии и дебаты - друг с другом, и тогда в конфликт вступают личные воззрения подростков – они антагонисты. На этой линии спектакль наэлектризован «жестокостью» подростков - по отношению друг к другу и тем, кто отличается, именно такой персонаж - Кирилл, с которым «дружат» только потому, что он дает списывать физику. А персонаж Анастасии Кочкиной, Светлана, откровенно издевается над своими гостями в свой день рождения, потому что он у нее летом и «нормальных» людей не пригласить. Иногда антагонистами становятся подростки и взрослые, а это уже межпоколенческие «дебаты», по недоразумению принимающие облик разборок. Откровенно конфликтны психотерапевтические «дискурсы».
Психолога в исполнении Павла Забродинова с Кириллом и Наташей, и это положение дел типично: в какой-то момент психологического сеанса с Наташей за нее говорит Кирилл… Это не просто подмена, это образ психологической коррекции «по шаблону». Павлу Забродинову удалось показать этот подтекст в «работе» своего персонажа.
Во всех диалогах чувствуется тревожность: «Ад - это другие» - цитирует Сартра Психолог Павла Забродинова.
Основная проблема - коммуникативная. Такой вердикт выносит Наташа, когда в первый раз вступает в общий разговор: «Сбой коммуникации». И это точно: взаимопониманию «оппонентов» постоянно что-то мешает. Даже штатный психолог не помогает, а принимает одну из сторон оппозиции и… сам нуждается в помощи и понимании. Сами дети вынужденно превращаются в психологов и даже дают психологические консультации своим «непутевым» взрослым, и самому психологу в том числе (ах! если бы молодость знала! если бы старость могла...)
Их речь пересыпана психологическими штампами, повторить которые не берусь. (Особенно ими «богата» речь Светланы.) Эти «психологические» диагнозы давно потеряли свою силу, они ни на что не указывают, ни к какому исцелению не ведут, они – «медь звенящая».
Весь спектакль построен на знаках, за каждым из которых узнается акциденция Бога, его признак. (Имеющий уши да услышит!)
«Следы» замысла Бога требуют поиска, поэтому Наташа видит «доминанту» Кирилла в его наблюдательности и делает ему комплимент: он многое видит и подмечает. По-видимому, это их и сближает.
Есть много уровней в понимании коммуникативных сбоев и в навигации по скрытым в спектакле смыслам, один из самых глубоких кроется в… непознаваемости Бога. Брат Наташи, 25-летний призрак, в исполнении Александра Мальева так отвечает на вопрос сестры: «Бог ездит на велосипеде». Наташа отвечает на это «откровение»: «Потому что идиот». Люди тщетно пытаются постичь мудрость Бога (как они ее видят) и иногда скатываются в хамство - по недоразумению.
Постановщики смело играют с идеями границы и пограничного. Они «раздвоили» Кирилла - на реального и грезящего во сне и наяву (Тимур Керимов и Сева Корников). В какой-то момент действия один актер сменяет другого – и действие продолжается в обновленном составе.
Брат Наташи (Александр Мальев) является ей самой - в ее внутренних монологах (или снах) и Кириллу - как призрак, по-видимому. На сцене он появляется из разных дверей на возвышении в глубине сцены, он разный - перед Кириллом и Наташей.
Грани между явью и иллюзией, прошлым и будущим стираются. «Призрак» Брата Наташи является Кириллу и Наташе – они оба с ним говорят... Наташа и Кирилл вместе «вспоминают» ее общение с Братом и обсуждают это как бы сто стороны… Кирилл на психологическом сеансе Наташи говорит за нее... В «общение» Матери Кирилла с сыном «вмешиваются» посторонние – в основном Светлана… Коммуникативная проблема получает надвременное значение: каждое поколение решает ее для себя - так было, так есть и так будет.
В групповом танце Елена Соболева-Пугачева передала это ощущение «перпендикулярного мышления», колейности в поведении человека, чье сознание движется по прямой и не может вырваться из протоптанной предшественниками колеи.
В финальном танцевальном движении постановщик выстроила персонажей в цепочку – и звенья восстановлены. А их целостность? На первый взгляд – нет.
Эти «колеи» суть штампы человеческого сознания, навязанные внешним миром, поэтому подростки постоянно в разговорах друг с другом мысленно обращаются к своим взрослым - папам и мамам (Отец Кирилла - Андрей Киселев, Мать Кирилла - Дарья Калинчук). Жизненные «мудрости» родителей превращаются в мертвые музейные экспонаты, а сознание подростков - в музеи – так и появляется сценографическое решение в виде паноптикума Микки-Мауса, населенного чудищами человеческого бессознательного. Названия экспонатов отбивают ритм в пьесе и спектакле, а сами «экспонаты» в виде белых музейных витрин – очерчивают пространство сцены. В пьесе есть еще один эпиграф: «Игра в твоей голове». (В одной из отечественных постановок использовали метафору и построили спектакль как… компьютерную игру).
Как жестокая игра, звучат насмешки и скабрёзные шутки Макарова (Илья Мартыненко). Они тоже «с чужого плеча», психологические «костыли», тени психологической неуверенности «бойкого» персонажа. Таковы «дружеские» перепалки и перебранки персонажей на сцене: Светланы, Макарова, Кирилла, Наташи… Матери и Отца Кирилла… Психолога… Кто кого больнее уколет.
Илья Соловьев с помощью луча света обозначал на сцене доминанту и высвечивал того персонажа, чья очередь была «исповедываться». Кресло с колесиками выносило персонажа в круг света и помогало публике понять, насколько нестабильно положение каждого, насколько ему нелегко, неуютно, дискомфортно
Психологический мир подростков и взрослых одинаково тревожен, заполнен их страхами. Эти страхи парализуют волю человека, «кастрируют» его (именно так – обидно – отзывается Светлана о Кирилле: «кастрированный бульдог…»). Но именно эти страхи заразительны и так передаются от человека к человеку, от поколения к поколению (вспоминается другой спектакль Волковского театра - «Страх» по пьесе Александра Афиногенова!)
Динамику психологических состояний отражает богатый плейлист, включающий треки с классической музыкой, современными ритмами техно и словами песен. В одной из мизансцен Всеволод (Сева) Корников свои реплики Матери давал под «лунную» сонату Бетховена – в своем исполнении! Такая вот сценическая метафора: музыка – голос души.
Минимальный реквизит в постановке удивительно красноречив: белые «музейные» витрины очерчивают силуэт сцены, табуреты из-под персонажей передвигаются и опрокидываются, папки с текстами-суфлерами (все-таки это читка пьесы - по сути) бросаются на пол, на футболках в начале спектакля набиты имена персонажей, а в финале эти «набойки» вырезаны и тела персонажей оказываются оголены. «Поколение футболочек» (так говорит внесценический персонаж – Мать Наташи) на поверку предстало… голым – беззащитным и тщетно пытается «прикрыть» свою беззащитность «лохмотьями» житейской мудрости.
Решение финала спектакля - аналогия «Прощальной симфонии» Йозефа Гайдна: персонажи заканчивают реплики и уходят со сцены - в небытие, а на сцене остаются два главных персонажа, два мира - Кирилл и Наташа.
Как ветхозаветные Адам и Ева - прародители, из чьих чресел вышел род людской. Кирилл-Адам и Наташа-Ева дают друг другу обещание, заключают друг с другом завет - и он вселяет в сердце надежду.
С одной стороны, «сбой в коммуникации» приводит к одиночеству (изгойству) и смерти - пустоте. Но с другой: если хотя бы двое смогут договориться, жизнь продолжится.
Персонажи смотрели в глаза друг друга, а публика всматривалась в них - как в зеркало - и в… себя. В английском есть красивое выражение: «soul searching”. Человек человеку не друг и не брат, а… учитель. Вот такой он получился - этот «эскизный» спектакль театральной лаборатории «Давайте поиграем».
