"Северный рабочий", 17 марта 1981 года

"МАТЕРИНСКОЕ ПОЛЕ"

НА ОСЕННЕМ опустевшем поле появляет­ся одинокая фигура женщи­ны. В темном стеганом беш­мете, повязанная белым плат­ком, медленно идет она. Сво­им одиночеством, затаенной, невысказанной болью старая Толгонай, главная героиня спектакля «Материнское по­пе», поставленного по одно­именной повести лауреата Ле­нинской премии Чингиза Айт­матова, уже с самого начала вызывает чувство сострада­ния. Она одинока, и живет с ней двенадцатилетний маль­чик, ему-то Толгонай должна рассказать нечто важное. «Чтобы он правильно рассу­дил то, что было, чтобы он правильно понял жизнь, я должна рассказать ему не только о нем самом, не толь­ко о его судьбе, но и о мно­гих других людях и судьбах, и о себе, и о времени сво­ем, и о тебе, мое поле, и о всей нашей жизни...»

Таков чисто этический за­чин спектакля.

Исповедь матери, повесть о пережитом... Что вместила она в себя? Рассказ о траги­ческой и вместе с тем героической судьбе киргизской крестьянки. О том, как она испытала любовь, радость труда и счастье материнства. О том, как минувшая война лишила ее почти всего, что у нее было: погибли муж и трое сыновей. О том, как встретила Толгонай эту страш­ную беду и как не сломилась. Как помогли ей, разделили ее беду люди — жители кир­гизского аила.

Однако и автор, и создате­ли спектакля меньше всего хотели придать повествованию чисто ретроспективный харак­тер. Жизнь прожитая слита с жизнью настоящей, ибо Тол­гонай не замкнулась в своей скорби: она по-прежнему среди людей, воспитывает внука (именно так решена финальная сцена спектакля). В нем, в Жанболоте, сыне умершей Алиман, — и прош­лое ее, и будущее.

Эту особенность «Материн­ского поля» постановщики спектакля воплотили на сцене выразительными средствами. Прежде всего следует отме­тить, что режиссер-постановщик, народный артист РСФСР В. Кузьмин взял за основу удачную сценическую компо­зицию Л. Белова. Эта компо­зиция, вобравшая в себя ос­новное содержательное богат­ство повести, дала возмож­ность создать емкое театраль­ное зрелище. В целом спек­такль сохранил композицион­ный принцип повести. Сцени­ческое действие обрамляется и в то же время дробится на относительно самостоятель­ные фрагменты — диалоги Толгонай и Матери-Земли, в которых резюмируется философско-идейная позиция автора. Режиссер-постановщик, художник Ю. Суракевич, ком­позитор Г. Габерник, испол­нители сумели отойти от пря­молинейного бытописательст­ва: рассказ о судьбе Толго­най, ее семье, о жизни жи­телей аила на протяжении нескольких десятилетий при всей своей реалистичности эпически обобщен, эмоцио­нально ярок, романтически приподнят, а тогда, когда этого требует содержание, — пронзительно трагичен.

Конечно же, без ярких, за­поминающихся мизансцен («весть о войне», «сообщение Толгонай и Алиман о гибели Суванкула и Касыма», «сбор семенной пшеницы», «суд над Дженшенкулом»), без введе­ния хора, хореографических вставок, нисколько не выпа­дающих из «ткани» спектак­ля (балетмейстер С. Варзанова, сценическое движение Н. Редькин), — без всех этих находок постановщику трудно было бы выполнить свою за­дачу. И спектакль был бы без всего этого, безусловно, обед­нен, а образ Толгонай, вырванный из живого народного «контекста», потускнел бы, потерял бы свою историче­скую конкретность и жизненность.

В подобных спектаклях, с точки зрения идейно-смысловой значимости, нет боль­ших и малых ролей. Общий успех новой работы волковцев, а в том, что работа успешна, сомневаться не прихо­дится, — это и успех исполни­тельницы главной роли Тол­гонай — народной артистки РСФСР Н. Терентьевой, и ус­пех артиста В. Соколова, на­шедшего оригинальное реше­ние абсолютно «бессловесно­го» образа — старика аила. Останутся в памяти зрителей и другие интересные актер­ские работы: сильный, краси­вый и любящий Суванкул (ар­тист В. Квитка), быстрый, по­рывистый любимец матери Джайнак (артист В. Воро­нин), заботливая и участливая соседка Толгонай — Айша (заслуженная артистка РСФСР А. Козельская и артистка Л. Охотникова),    председатель колхоза, бывший фронтовик Усенбай (народный артист РСФСР Ф. Раздьяконов и ар­тист И. Колесников).

Что касается актеров, ис­полняющих роль дезертира и бандита Дженшенкула (Е. Кня­зев и В. Курышев), то, право же, не стоит в весьма выра­зительный, экспрессивный рисунок игры вносить грубые, натуралистические штрихи, ни­как не совместимые с эсте­тическими принципами исполнения на академической сце­не.

Особо хочется отметить ра­боту Н. Терентьевой по воплощению центрального обра­за — Толгонай. Какие разнообразные оттенки психологи­ческих состояний нужно было актрисе воплотить в образе, не разбив при этом его це­лостности, эпичности на от­дельные, пусть яркие, калейдоскопичные кусочки!

Одна из опытнейших актрис нашего театра, за плечами ко­торой большой и яркий путь в искусстве, Наталия Иванов­на Терентьева сумела найти некий «общий знаменатель» образа Толгонай. Обратилась, вероятно, она и к благодар­ному опыту своей собствен­ной актерской памяти: не впервые прикасается она к великому образу матери. Ярославцы, возможно, помнят одну из лучших работ театра в шестидесятые годы — «Ост­ров Афродиты» и замеча­тельный образ Матери, соз­данный там Н. Терентьевой.

Трудно представить более тяжкие испытания, чем те, через которые прошла Толго­най. И все же ни спектакль в целом, ни судьба Толгонай не превратились в вереницу давящих кошмаров и ужасов, сминающих человека. Исполнительница главной роли су­мела показать зрителю един­ственно возможную в этом случае меру страданий и борьбы — народную меру. Горе и невзгоды не сломили Толгонай, не поколебали ее веру в народ, в жизнь. Она живет среди людей и хозяй­кой ходит по своему полю, ибо это — поле ее жизни.

Мы уже отмечали, что для спектакля характерна гармония диалогов Толгонай с по­лем и основного действия. Разговор с полем по сущест­ву ведет все повествование, эмоционально подготавливая зрителя к предстоящим фраг­ментам воспоминаний, иногда упреждая события. Мать-Зем­ля в сильном по чувству и выразительном по форме ре­шении артистки Т. Ивановой сочувствует Толгонай, поддер­живает ее в трудные дни. Земля, а через общение с ней — и Толгонай предстают как вместилища народной па­мяти, мудрости, житейского опыта. От земли идет сила Толгонай, ее мудрость. «Как дойти до сердца каждого че­ловека? — спрашивает старая женщина, и земля отвечает ей: «Ты выше всех, ты муд­рее всех, ты — Человек!»

Идейное богатство «Мате­ринского поля» нельзя ограничивать раскрытием самоот­верженности характера глав­ной героини. Замысел автора сложнее: параллельно судьбе Толгонай на протяжении все­го повествования исследуется трагическая судьба молодой женщины Алиман, снохи Тол­гонай, которая тоже является судьбой матери, судьбой из­ломанной, изуродованной же­стокими последствиями вой­ны. Заслуженная артистка РСФСР Т. Позднякова нашла выразительные краски, рас­крывающие особенности ха­рактера Алиман. В ней много порывистости, нескрытой эмоциональности, непосредственности. Велика сила ее чувств и переживании. Вместе с тем нам кажется, что образ мог быть решен глубже. Это от­носится прежде всего ко второму действию спектакля. Именно здесь образ как бы «разламывается»: актриса из­бирает слишком бытовой, «не­посредственный»    характер игры. Прямолинейная харак­терность, излишняя резкость и огрубленность, присутствие элементов натуралистичности снижают идейную ценность образа Алиман. Своеобра­зие характера Алиман обус­ловило глубину страданий мо­лодой женщины, в неполные двадцать лет оставшейся вдо­вой. В решении этой роли актрисой есть яркие фрагмен­ты. Это и полные изящества и лиризма сцены любви Али­ман и Касыма (артист А. Пеш­ков), и бьющее по сердцу восприятие Алиман известия о гибели мужа, и сцена с цветами, в которой вырази­лись сердечная боль и стра­дания Алиман-вдовы. Было это уже после гибели Касы­ма. Толгонай видит, как пос­ле работы, при свете заходя­щего солнца, Алиман в чер­ной косынке нарвала крас­ные тюльпаны, как «подняла голову, огляделась по сторо­нам. И вдруг встрепенулась вся, упала лицом вниз и ста­ла рвать свои цветы в кло­чья, хлестала ими землю, по­том утихла, уткнулась в руки и лежала так, передергивая плечами»... Хотелось бы поже­лать Т. Поздняковой всю роль вести на таком же уровне глубокого чувства, эмоцио­нальной выразительности и достоверности, как этот эпи­зод.

На первый взгляд это мо­жет показаться странным, но именно трагедийность родила и в повести, и в спектакле высокий оптимизм звучания. Именно поэтому так ярко выражена в «Материнском по­ле» вера в человека, в его силу. В прекрасной сцене пробы первого хлеба, пахну­щего солнцем, молодой со­ломой и дымом, Толгонай высказывает главную мысль спектакля: «И я подумала в ту минуту о том, что мате­ринское счастье идет от на­родного счастья, как стебель от корней. Нет материнской судьбы без народной судьбы. И я сейчас не отрекусь от этой своей веры, что бы ни переживала, как бы круто жизнь ни обошлась со мной. Народ жив, потому и я жива».

В этом все дело. Принад­лежность Толгонай к народу помогла ей сохранить душу, высокую и благородную.

В.   ТОМАШОВ,

кандидат философских наук.