«СЕВЕРНЫЙ РАБОЧИЙ», 12 января 1961 года

Имя А. Корнейчука достаточ­но известно, чтобы привлечь внимание зрителя. Новый спектакль «Над Днепром» те­атром имени Ф. Г. Волкова афишировался давно, и ярос­лавцы с нетерпением ждали премьеры.

Вот, наконец, наступил этот день.

Памятуя, что это комедия, да к тому же написанная опыт­ным драматургом, сидящие в зале доверчиво откликаются смехом на остроумные и неос­троумные реплики действую­щих лиц.

Как будто все в порядке. И в подзаголовке значится коме­дия, и зритель смеется. Чего же еще надо!

Но почему спектакль остав­ляет странное чувство неловко­сти, досады и недоумения! Вы­ходишь из театра и думаешь: «Для чего?». Для чего написана пьеса, для чего поставлена она режиссером П. Н. Дюмоном? Только для того, чтобы зри­тель посмеялся? Не слишком ли этого мало?

Смех — грозная сила в борь­бе со всякими недостатками. Маяковский говорил, что при помощи смеха «настолько мож­но выхлестать человека, что за год вперед будет сквозь брюки красное мясо просвечивать». Смех же пьесы «Над Днепром» бесцелен, комедийный заряд ее тратится впустую. Кто же в этом виноват? Пожалуй, в рав­ной степени автор пьесы и режиссер спектакля.

В пьесе нет сю­жетного узла, свя­зывающего героев и эпизоды в единое целое. Конфликтов как будто много, но они только намечены, и ни один не доведен до конца. Столкновение Нечая и Сома разрешается в конце третьего действия отправкой винограда в Ленинград по удешевленной цене. Можно ли этот завершающий эпизод считать разрешением конфликта? Не слишком ли примитивно и облегченно пытается решить драматург вопрос о борьбе старого с новым в сознании человека?

Конфликт же между Мариной и Нечаем носит какой-то противоестественный характер. «А эти-то чего не поделили?» — слы­шу за своей спиной чей-то недоумевающий голос. «С жиру, верно, бесятся», — ехидно отвечает сосед.

Автор старается окутать ту­маном загадочности их отноше­ния, но зритель видит здесь только художественное косно­язычие.

Героев в пьесе много, но все они на одно лицо. Такое впе­чатление создается потому, что почти все они находятся в одинаковых ситуациях, и отно­шения пар (все герои почему-то распределяются попарно) старательно задернуты флером неизвестности (кроме Майи и Орла).

Попробуйте спросить зрите­ля: «Каковы отношения между Родионом и Мариной?». Он от­ветит вам: «Не знаю». А Лиды и Арсена? Тот же ответ. Нако­нец, задайте этот вопрос о На­талии Голубь и Маке, и зри­тель выйдет из терпения: «Да что вы пристали ко мне? Сам-то автор знает ли?».

Стоило ли брать для поста­новки пьесу, представляющую собой явно сырой материал, только потому, что она принад­лежит перу автора «Платона Кречета» и «Калиновой ро­щи»? Конечно, нет. Мне ка­жется, что театру нужно было предложить драматургу доработать ее. Если же режиссер этого не сделал, то, следовательно, он надеялся договорить за автора все недосказанное. Только при этом условии мож­но было ставить пьесу.

Договорил ли режиссер то, что осталось неясным в пьесе? Чтобы ответить на этот вопрос, проследим, над чем же смеется зритель, всегда ли оправдан этот смех?

Вполне понятно, когда зри­тель смеется над сентименталь­ными отношениями Наташи Голубь и Мака, над гневом Ли­ды, готовой уничтожить свою соперницу, над комической фи­гурой Квака (П. К. Поляков) и пародийным образом Куксы (С. К. Тихонов). Понятен и смех зрителей при каждом по­явлении Сома. Артист большо­го творческого размаха, В. С. Нельский играет Сома хорошо. Но все же, думается, Сом не­сколько глуповат, слишком прост, чересчур добродушен, только комедиен. Словом, в его изображении явно не хватает сатирической соли. Сомы, жи­вущие под корягами, в омутах, смешны только на сцене, а в жизни они страшны и отвра­тительны. За маской доброду­шия у них темная, как омут, душа. И страшны они особенно потому, что их философия «тугого кармана», философия хищника и хапуги, не случай­ная ошибка, а сознательное и твердое убеждение человека, желающего войти в комму­низм «степенно, как хозяева», и «главное. не торопиться...». Победить таких людей так сра­зу и так просто, как получает­ся в спектакле, невозможно.

«Загадочность» авторского замысла в пьесе, неясность идеи и отсутствие сюжетной линии, незавершенность конф­ликтов дополняется и другим существенным недостатком — силуэтностью образов. Нет в пьесе ни одного четко очерчен­ного характера. Этот недочет пьесы не исчезает и на сцене. Неопределенность характеров, за некоторым исключением, пожалуй, один из главных не­достатков сценического вопло­щения комедии.

Заслуженному артисту РСФСР Н. В. Кузьмину доста­лась самая трудная роль. Ее очертания особенно расплывча­ты. Кто же такой Родион? Ро­мантик, гордец, честолюбец, несчастный, одинокий человек? Не ясно. И артист, по-моему, не определил сам, какого челове­ка ему следует играть. Ведь какая-то из этих черт должна была стать ведущей в харак­тере Родиона. Отсюда и неопределенность актерского почер­ка Кузьмина в этом спектакле, обычно умеющего вылепить четкий и яркий образ своего героя.

Сильный, волевой и страст­ный характер Марины виден в каждом движении заслужен­ной артистки РСФСР Л. Я. Макаровой. Но актрисе недо­стает разнообразия интонаций. На протяжении всей пьесы ее голос звучит на одной ноте, совсем нет мягких, приглушен­ных тонов, даже там, где иных и быть не может. Однообразие приводит к тому, что зритель не чувствует страданий Мари­ны, остается равнодушным к ним.

Эпизодическая роль Майи, неизвестно с какой целью вве­денная в пьесу, исполняется двумя артистками — В. С. Шпагиной и Е. А. Кривцовой. Майя—Шпагина более женст­венна, по-девичьи непосредственна, порывиста; у Кривцовой же Майя скорее похожа на многоопытную женщину, чем на девушку, только еще начи­нающую жить.

Как всегда, с огоньком, по- настоящему комедийно играет Лиду 3. Л. Савченко. Она соз­дает образ немножко взбал­мошной, порывистой, непосред­ственной в своих чувствах де­вушки. Кстати сказать, Сав­ченко — способная актриса, но она как-то остановилась в развитии своего сценического та­ланта.

Досадно, что не живет полно­кровно на сцене Орина в ис­полнении С. А. Савицкой. Вид­но, что все ее движения проду­маны и технически отделаны, а дыхания правды нет. К Орине никак не подходят слова Ро­диона: «Ну, и горячая же кровь у вас!». Но Савицкая — еще молодая артистка и сумеет прео­долеть этот недостаток.

С мягким лирическим юмо­ром и теплотой дается образ Антона Лукича Мака артистом И. Ф. Аристарховым. Простота, скромность, сердечность этого человека умело раскрываются им. И. Ф. Аристархов — один из талантливых артистов, он умеет войти во внутренний мир своего героя, вжиться в него и донести до зрителя просто и естественно главные черты его душевного облика.

Удачно исполняет маленькую роль Касьяна, сына Родиона, Ф. Мокеев. Он смог перевопло­титься в ученого, ушедшего с го­ловой в мир «великих мертве­цов», в «Касьянчика, тихого, де­ликатного, впечатлительного».

Языковая фальшь пьесы Кор­нейчука —- неудачное соедине­ние газетного штампа с наро­читой красивостью — особенно режет слух в монологах Касья­на и Орла (роль его верно ис­полняет Н. Ф. Вакуров). Поэто­му этим артистам трудно быть естественными в тех сценах, где вместо нормальной челове­ческой речи им приходится изъясняться «обломками» неуклюжих фраз.

Дважды, сразу же после под­нятия занавеса, аплодирует зал: перед вторым и третьим действиями. Это аплодисменты мастерству художника спек­такля, заслуженного деятеля искусств РСФСР А. И. Иппо­литова. Декорация первого действия менее удачна, в ней нет украинского колорита, не чувствуется «щедрого утренне­го» солнца.

Спектакль «Над Днепром» не оправдал надежду ярославцев. Они ждут от своего театра яр­ких, по-настоящему интерес­ных работ.

В. ЗАХАРОВА,
сотрудник нештатного от­дела литературы и искусст­ва
редакции «Северного ра­бочего».