Так оживает история

Интерес к этому спектаклю осо­бый: и потому, что Ярославский драматический театр впервые чуть ли не за двадцать лет поставил пьесу местного драматурга, и пото­му, что события, происходящие на сцене, воскрешают одну из страниц борьбы за Советскую власть в на­шем крае.

Правда, следует оговориться: исто­рическая конкретность переплетена здесь в значительной мере с художе­ственным вымыслом. Но это лишь наделяет спектакль силой большого социального обобщения. И думается, неправы те, кто считает, что театру нужно было в новой постановке ли­бо пренебречь ярославским колори­том, либо, не отступая от фактиче­ского материала, создать нечто вро­де инсценированной исторической хроники.

Историчность и художественность отнюдь не исключают друг друга, напротив — органическое сочетание их придает произведению больший смысл, покоряющую эмоциональ­ность.

«Это было...» (автор пьесы Д. Гор­бунов, сценический редактор и ре­жиссер В. Давыдов, художник А. Ип­политов) — многоплановая народ­ная драма.

Уже в самом начале ее стихот­ворный пролог подчеркивает массо­вость, характерность, типичность изображаемого:

Мы шли сквозь грозовые вихри пожарищ,

Пламя фронтов и вражеских мятежей.

Это было в Уфе, Ярославле, Казани, Самаре...

В спину нам — тысячи злобных ножей.

...Это было летом сурового восем­надцатого года, когда вокруг Совет­ской России все туже стягивалось огненное кольцо гражданской войны, блокады, интервенции.

Как в капле отражается порой окружающая действительность, так и город, куда волею драматурга сведе­ны герои пьесы, оказался средоточи­ем ожесточенной классовой битвы. По одну сторону октябрьских бар­рикад — рабочие и крестьяне, взя­вшие власть в свои руки, строящие свободную жизнь, по другую — их смертельные враги, явные и тайные контрреволюционеры, белогвардейские мятежники.

Третьего не дано.

И напрасно пытается бывший рот­мистр Кирилл Батов (эту трудную роль, требующую глубокого психо­логизма: Батов — некая разновид­ность трагического характера Гри­гория Мелехова — превосход­но ведет артист Н. Пахомов) остать­ся где-то на полпути. От белых он ушел, к красным не пристал, — его мучительные колебания между двумя непримиримыми лагерями оканчиваются крахом. Батов гибнет, разуверившись в былых дворянских идеалах и не обретя новых, революционных.

По-иному распоряжается своей судьбой солдатская масса. Вчераш­ним хлеборобам, поставленным под ружье, осточертела война, особенно теперь, когда они получили и волю, и землю. Застигнутый антисовет­ским мятежом, полк решает вначале держать нейтралитет.

— Хватит, навоевались!.. — с горечью отвечает один из солдат ра­бочим, пришедшим за помощью. Но, разобравшись в сложной политиче­ской обстановке, солдаты твердо становятся на сторону своих братьев-тружеников.

Сцена у казарм — динамическая, полная революционного оптимизма, убедительно развенчивает аполитич­ность, слепую веру в социальное перепутье, — именно то, чего не сумел преодолеть Батов.

Об’ективный исторический конф­ликт обусловил резкую контраст­ность спектакля. Главарю белогвар­дейских мятежников полковнику Бы­кову и иже с ним противостоит «партийный секретарь», старая тка­чиха Дарья Блохина, неизменно опи­рающаяся на народ, поддерживаемая народом.

В исполнении артисткой М. Беляе­вой роли Блохиной не все безупреч­но. Иногда замечаешь, что характер героини нарочито сглажен, однолине­ен, лишен той революционной страст­ности чувства и мысли, которые присущи большевистскому вожаку. Вероятно, это следствие спорной режиссерской трактовки образа, вы­двинувшей на первый план Блохину-мать, а не Блохину – партийного руководителя.

Однако две центральные сцены (на фабрике и у моста перед атакой) М. Беляева проводит с исключительным под’емом, выявляя лучшие ка­чества Блохиной — подлинного ор­ганизатора трудовых масс.

Собственно, здесь, на фабрике, во время стихийного ночного субботни­ка, и сталкиваются впервые столь остро два противоположных начала — революция и контрреволюция, Бло­хина и Быков.

Кажется, еще немного — и подруч­ному Быкова, искусному интригану и демагогу Налимову удастся сорвать субботник по разгрузке угля. Но вот раздается чей-то возглас, в кото­ром одновременно и надежда и сожа­ление:

— Погодите расходиться, партий­ный секретарь идет!

Появись Дарья Блохина среди этих настороженных людей иначе, начни она агитировать, разубеждать, корить, приказывать, — ей не найти бы общего языка с истосковавшими­ся по хлебу и работе ткачами.

Нет, Блохина—Беляева медленно, будто не узнавая, обводит взглядом разгоряченные лица и тихо, дрогнув­шим голосом говорит:

— А ведь я Ленину, Владимиру Ильичу, от всех нас слово дала... Как же теперь?..

И лед сломлен. Блохину обступа­ют, расспрашивают, ей верят, за нею идут. Отсюда начинается круше­ние Быкова, крушение контрреволю­ции. И хотя мятежникам все же удается ненадолго захватить власть в городе, позорный конец их аван­тюры предрешен.

Такова главная, ведущая идея пьесы и спектакля, если отвлечься от второстепенных сюжетных постро­ений.

В новой работе театра немало настоящих творческих удач, каждая из которых по-своему содействует успеху постановки в целом.

Умно, с едва заметным сарказмом играет полковника Быкова народный артист РСФСР С. Ромоданов. Блестя­щая военная выправка, скупые жес­ты, не терпящий возражения тон... Но вдруг обнаруживаешь, что все это чужое, дешевое: и рука, заложен­ная за борт мундира, и диктаторская интонация. Конечно же, Быков одер­жим манией величия! Вот почему он так злобно мстит большевичке Вол­гиной, когда та одной фразой сры­вает с него личину «главнокоман­дующего»:

— Вы вообразили себя Наполео­ном... А вы всего-навсего взбесив­шийся комар!

Роль Волгиной невелика, но в ис­полнении заслуженной артистки РСФСР К. Незвановой это запоминающийся образ. Как мужествен­но держится Волгина—Незванова на «барже смерти», увлекая своим при­мером других, сколько силы и гнева в словах, которые она бросает в ли­цо белогвардейцам!

Отталкивающий тип меньшевика, удел которого, по меткому опреде­лению В. И. Ленина, грешить и ка­яться, каяться и грешить, создал народный артист СССР Г. Белов. Точ­ными, зримыми штрихами очерчи­вает он беспринципность и двуруш­ничество инженера Волгина. Начав с уступок контрреволюции (он, види­те ли, не против мятежа, если Бы­ков даст слово, что не прольет ни одной лишней капли крови!), госпо­дин Волгин заканчивает откровенным предательством. Г. Белов не просто изобличает Волгина, этого героя псевдореволюционной фразы, на деле боящегося и ненавидящего пролета­риат, но, прибегая к средствам сати­ры, заставляет зрителей презирать его.

Арсений Голубь (сын Блохиной), каким его изображает артист Н. Кузьмин, — сильный, но противоре­чивый характер. Ему свойственны крайности, ошибки. Искренне преданный делу революции, партии, на­роду, Голубь вместе с тем недопустимо беспечен, по-детски доверчив к людям. А жизнь сводит его не только с друзьями по борьбе, но и с закля­тыми недругами вроде Волгина, Ко­това, Райской. И тут необходимы, кроме идейной неподкупности, еще и железная выдержка и умение рас­познать душу человека. Н. Кузьмин проводит своего героя через жесто­кие испытания, но мы верим, что они, не сломав Арсения Голубя, по­могли ему обрести политическую зоркость, партийную непримири­мость.

Большим своеобразием и художе­ственной новизной отмечены образы, созданные артистами П. Поляковым (Налимов), Н. Терентьевой (Рай­ская), Ф. Мокеевым (Котов), С. Аверичевой (Васена Петровна), Ф. Раздьяконовым (Пыж).

Среди эпизодических персонажей радуют выразительным исполнением заслуженный артист РСФСР Л. Куклин (Архип), артисты Л. Полохов (мельник), Ю. Караев (Лаптев), Л. Дубов (Грозный), М. Кильчицкая (Васька Жук).

Много в спектакле и смелой ре­жиссерской выдумки. В. Давыдов — беспокойный, ищущий художник. В пьесе Д. Горбунова его увлекли геро­ика революции, драматизм борьбы, пафос утверждения социалистическо­го бытия. И это сказалось прежде всего на мастерски поставленных сложнейших массовых сценах, опре­деляющих идейное звучание спектак­ля. В сочетании с отличными реали­стическими декорациями А. Ипполи­това эти сцены вызывают аплоди­сменты зрителей.

Есть, разумеется, и в пьесе, и в спектакле отдельные промахи. Мож­но, например, упрекнуть драматурга в недостаточной композиционной стройности произведения, что не удалось преодолеть, к сожалению, и на сцене (слишком затянуто первое действие: картины-эпизоды, на кото­рые дробится пьеса, скреплены под­час механически), в слабом исполь­зовании речевой характеристики персонажей (за исключением, пожалуй, Налимова, Волгина и Пыжа, герои пьесы говорят малоиндивидуализированным языком).

Можно оспаривать правильность толкования режиссером некоторых образов (Блохина, Райская), прини­мать или не принимать сентимен­тальный финал спектакля (логичнее было бы завершить постановку эпи­логом, перекликающимся с проло­гом). Но все это не меняет общего положительного впечатления: театр имени Ф. Г. Волкова порадовал ярославцев новой творческой работой — история, ожившая в спектакле «Это было...», служит современности.

И последнее, о чем хочется ска­зать, завершая разговор о премьере: опыт создания спектакля «Это бы­ло...» наглядно убеждает, что толь­ко при тесном творческом содруже­стве драматурга и театра пьесе суж­дено увидеть сцену.

Пусть же Ярославский драматиче­ский театр радушно откроет двери произведениям местных литераторов.

В. РЫМАШЕВСКИЙ.

"Северный рабочий", 1958, 28 ноября